Неточные совпадения
С
течением времени Байбаков не только перестал тосковать, но даже до того осмелился, что самому градскому голове посулил отдать его без зачета
в солдаты, если он каждый
день не
будет выдавать ему на шкалик.
Я поставлю полные баллы во всех науках тому, кто ни аза не знает, да ведет себя похвально; а
в ком я вижу дурной дух да насмешливость, я тому нуль, хотя он Солона заткни за пояс!» Так говорил учитель, не любивший насмерть Крылова за то, что он сказал: «По мне, уж лучше
пей, да
дело разумей», — и всегда рассказывавший с наслаждением
в лице и
в глазах, как
в том училище, где он преподавал прежде, такая
была тишина, что слышно
было, как муха летит; что ни один из учеников
в течение круглого года не кашлянул и не высморкался
в классе и что до самого звонка нельзя
было узнать,
был ли кто там или нет.
Лидия не пришла
пить чай, не явилась и ужинать.
В течение двух
дней Самгин сидел дома, напряженно ожидая, что вот,
в следующую минуту, Лидия придет к нему или позовет его к себе. Решимости самому пойти к ней у него не
было, и
был предлог не ходить: Лидия объявила, что она нездорова, обед и чай подавали для нее наверх.
В течение ближайших
дней он убедился, что действительно ему не следует жить
в этом городе.
Было ясно:
в адвокатуре местной, да, кажется, и у некоторых обывателей, подозрительное и враждебное отношение к нему — усилилось. Здоровались с ним так, как будто, снимая шапку, оказывали этим милость, не заслуженную им. Один из помощников, которые приходили к нему играть
в винт, ответил на его приглашение сухим отказом. А Гудим, встретив его
в коридоре суда, крякнул и спросил...
В доме
было тихо, вот уж и две недели прошли со времени пари с Марком, а Борис Павлыч не влюблен, не беснуется, не делает глупостей и
в течение дня решительно забывает о Вере, только вечером и утром она является
в голове, как по зову.
Он убаюкивался этою тихой жизнью, по временам записывая кое-что
в роман: черту, сцену, лицо, записал бабушку, Марфеньку, Леонтья с женой, Савелья и Марину, потом смотрел на Волгу, на ее
течение, слушал тишину и глядел на сон этих рассыпанных по прибрежью сел и деревень, ловил
в этом океане молчания какие-то одному ему слышимые звуки и шел играть и
петь их, и упивался, прислушиваясь к созданным им мотивам, бросал их на бумагу и прятал
в портфель, чтоб, «со временем», обработать — ведь времени много впереди, а
дел у него нет.
Объясню заранее: отослав вчера такое письмо к Катерине Николаевне и действительно (один только Бог знает зачем) послав копию с него барону Бьорингу, он, естественно, сегодня же,
в течение дня, должен
был ожидать и известных «последствий» своего поступка, а потому и принял своего рода меры: с утра еще он перевел маму и Лизу (которая, как я узнал потом, воротившись еще утром, расхворалась и лежала
в постели) наверх, «
в гроб», а комнаты, и особенно наша «гостиная»,
были усиленно прибраны и выметены.
Мы остановились здесь только затем, чтоб взять живых быков и зелени, поэтому и решено
было на якорь не становиться, а держаться на парусах
в течение дня; следовательно, остановка предполагалась кратковременная, и мы поспешили воспользоваться ею.
Дело это крайне запутанное, так что мы останемся
в ответе за все упущения, которые
были наделаны по опеке
в течение двадцати лет.
Дела на приисках у старика Бахарева поправились с той быстротой, какая возможна только
в золотопромышленном
деле.
В течение весны и лета он заработал крупную деньгу, и его фонды
в Узле поднялись на прежнюю высоту. Сделанные за последнее время долги
были уплачены, заложенные вещи выкуплены, и прежнее довольство вернулось
в старый бахаревский дом, который опять весело и довольно глядел на Нагорную улицу своими светлыми окнами.
Впрочем, первый особенно не обременял своим присутствием, потому что
был слишком занят своими личными
делами:
в течение года он успел еще раз подняться и спустить все до нитки.
— А я насчет того-с, — заговорил вдруг громко и неожиданно Смердяков, — что если этого похвального солдата подвиг
был и очень велик-с, то никакого опять-таки, по-моему, не
было бы греха и
в том, если б и отказаться при этой случайности от Христова примерно имени и от собственного крещения своего, чтобы спасти тем самым свою жизнь для добрых
дел, коими
в течение лет и искупить малодушие.
Наконец хромой таза вернулся, и мы стали готовиться к переправе. Это
было не так просто и легко, как казалось с берега.
Течение в реке
было весьма быстрое, перевозчик-таза каждый раз поднимался вверх по воде метров на 300 и затем уже пускался к противоположному берегу, упираясь изо всех сил шестом
в дно реки, и все же
течением его сносило к самому устью.
В то время реку Билимбе можно
было назвать пустынной.
В нижней половине река шириной около 20 м, глубиной до 1,5 м и имеет скорость
течения от 8 до 10 км
в час.
В верховьях реки
есть несколько зверовых фанз. Китайцы приходили сюда
в Санхобе зимой лишь на время соболевания.
В этот
день нам удалось пройти км тридцать; до Сихотэ-Алиня оставалось еще столько же.
Шестом достать
дна нельзя
было, потому что
течение относило его
в сторону.
Я узнал только, что он некогда
был кучером у старой бездетной барыни, бежал со вверенной ему тройкой лошадей, пропадал целый год и, должно
быть, убедившись на
деле в невыгодах и бедствиях бродячей жизни, вернулся сам, но уже хромой, бросился
в ноги своей госпоже и,
в течение нескольких лет примерным поведеньем загладив свое преступленье, понемногу вошел к ней
в милость, заслужил, наконец, ее полную доверенность, попал
в приказчики, а по смерти барыни, неизвестно каким образом, оказался отпущенным на волю, приписался
в мещане, начал снимать у соседей бакши, разбогател и живет теперь припеваючи.
Я добрался наконец до угла леса, но там не
было никакой дороги: какие-то некошеные, низкие кусты широко расстилались передо мною, а за ними далёко-далёко виднелось пустынное поле. Я опять остановился. «Что за притча?.. Да где же я?» Я стал припоминать, как и куда ходил
в течение дня… «Э! да это Парахинские кусты! — воскликнул я наконец, — точно! вон это, должно
быть, Синдеевская роща… Да как же это я сюда зашел? Так далеко?.. Странно! Теперь опять нужно вправо взять».
Пока Ермолай ходил за «простым» человеком, мне пришло
в голову: не лучше ли мне самому съездить
в Тулу? Во-первых, я, наученный опытом, плохо надеялся на Ермолая; я послал его однажды
в город за покупками, он обещался исполнить все мои поручения
в течение одного
дня — и пропадал целую неделю, пропил все деньги и вернулся пеший, — а поехал на беговых дрожках. Во-вторых, у меня
был в Туле барышник знакомый; я мог купить у него лошадь на место охромевшего коренника.
Спускаться по таким оврагам очень тяжело.
В особенности трудно пришлось лошадям. Если графически изобразить наш спуск с Сихотэ-Алиня, то он представился бы
в виде мелкой извилистой линии по направлению к востоку. Этот спуск продолжался 2 часа. По
дну лощины протекал ручей. Среди зарослей его почти не
было видно. С веселым шумом бежала вода вниз по долине, словно радуясь тому, что наконец-то она вырвалась из-под земли на свободу. Ниже
течение ручья становилось спокойнее.
За перевалом, следуя
течению воды к востоку, мы часа
в 3,5
дня вышли на реку Инза-Лазагоу — Долина серебряной скалы. Река эта
будет самым большим и ближайшим к морю притоком Тютихе.
В верховьях Инза-Лазагоу состоит тоже из 2 речек, именуемых также Сицой и Тунцой. Каждая из них,
в свою очередь, слагается из нескольких мелких ручьев.
Когда идешь
в дальнюю дорогу, то уже не разбираешь погоды. Сегодня вымокнешь, завтра высохнешь, потом опять вымокнешь и т.д.
В самом
деле, если все дождливые
дни сидеть на месте, то, пожалуй, недалеко уйдешь за лето. Мы решили попытать счастья и хорошо сделали. Часам к 10 утра стало видно, что погода разгуливается. Действительно,
в течение дня она сменялась несколько раз: то светило солнце, то шел дождь. Подсохшая
было дорога размокла, и опять появились лужи.
— Скажите, — заговорила Ася после небольшого молчания,
в течение которого какие-то тени пробежали у ней по лицу, уже успевшему побледнеть, — вам очень нравилась та дама… Вы помните, брат
пил ее здоровье
в развалине, на второй
день нашего знакомства?
Пила она не постоянно, а запоем. Каждые два месяца
дней на десять она впадала
в настоящее бешенство, и
в течение этого времени дом ее наполнялся чисто адским гвалтом. Утративши всякое сознание, она бегала по комнатам, выкрикивала бессмысленные слова, хохотала, плакала, ничего не
ела, не спала напролет ночей.
Дворня до того
была поражена, что
в течение двух-трех
дней чувствовалось между дворовыми нечто вроде волнения.
Как бы ни
были мало развиты люди, все же они не деревянные, и общее бедствие способно пробудить
в них такие струны, которые при обычном
течении дел совсем перестают звучать.
На кровати, не внушавшей ни малейших опасений
в смысле насекомых,
было постлано два пышно взбитых пуховика, накрытых чистым бельем.
Раздеть меня пришла молоденькая девушка.
В течение вечера я уже успел победить
в себе напускную важность и не без удовольствия отдал себя
в распоряжение Насти.
Дни нездоровья
были для меня большими
днями жизни.
В течение их я, должно
быть, сильно вырос и почувствовал что-то особенное. С тех
дней у меня явилось беспокойное внимание к людям, и, точно мне содрали кожу с сердца, оно стало невыносимо чутким ко всякой обиде и боли, своей и чужой.
Постепенное равномерное повышение
дна и то, что
в проливе
течение было почти незаметно, привели его к убеждению, что он находится не
в проливе, а
в заливе и что, стало
быть, Сахалин соединен с материком перешейком.
Поляков пишет про июнь 1881 г., что не
было ни одного ясного
дня в течение всего месяца, а из отчета инспектора сельского хозяйства видно, что за четырехлетний период
в промежуток от 18 мая по 1 сентября число ясных
дней в среднем не превышает 8.
В течение нескольких
дней он бродил с насупленными бровями по полям и болотам, подходил к каждому кустику ивы, перебирал ее ветки, срезал некоторые из них, но, по-видимому, все не находил того, что ему
было нужно.
Знатоки
дела определили с полною точностью ее чудодейственную силу: всякий, кто приходил к иконе
в день ее праздника пешком, пользовался «двадцатью
днями отпущения», то
есть все его беззакония, совершенные
в течение двадцати
дней, должны
были идти на том свете насмарку.
Уже несколько раз мы делали инспекторский осмотр нашему инвентарю, чтобы лишнее бросить
в тайге, и каждый раз убеждались, что бросить ничего нельзя.
Было ясно, что если
в течение ближайших
дней мы не убьем какого-нибудь зверя или не найдем людей, мы погибли. Эта мысль появлялась все чаще и чаще. Неужели судьба уготовила нам ловушку?.. Неужели Хунгари
будет местом нашего последнего упокоения? И когда!
В конце путешествия и, может
быть, недалеко от жилья.
Он
был человек и
в самом
деле несколько добрый; но
в числе причин его любопытства относительно князя,
в течение вечера,
была и давнишняя история князя с Настасьей Филипповной; об этой истории он кое-что слышал и очень даже интересовался, хотел бы даже и расспросить.
Он чувствовал, что
в течение трех последних
дней он стал глядеть на нее другими глазами; он вспомнил, как, возвращаясь домой и думая о ней
в тиши ночи, он говорил самому себе: «Если бы!..» Это «если бы», отнесенное им к прошедшему, к невозможному, сбылось, хоть и не так, как он полагал, — но одной его свободы
было мало.
А свободных мест по Мутяшке уже не оставалось:
в течение каких-нибудь трех
дней все
было расхватано по клочкам.
Это казусное обстоятельство, однако, осталось неразрешенным, и объявление о пропаже Лизы не
было подано
в течение пяти
дней, потому что все эти пять
дней Белоярцев
был оживлен самою горячечною деятельностью.
— Но я еще лучше понимаю, что если б она пожелала видеть во мне танцмейстера, то это
было бы много полезнее. Я отплясывал бы, но, по крайней мере, вреда никому бы не делал. А впрочем,
дело не
в том: я не
буду ни танцмейстером, ни адвокатом, ни прокурором — это я уж решил. Я
буду медиком; но для того, чтоб сделаться им, мне нужно пять лет учиться и
в течение этого времени иметь хоть какие-нибудь средства, чтоб существовать. Вот по этому-то поводу я и пришел с вами переговорить.
Стало
быть, кроме благодушия,
в нем, с
течением времени и под влиянием постоянной удачи
в делах, развилась еще и другая черта: претензия на непререкаемость.
Прейн опять торжествовал. Благодаря своей политике он сумел заставить Лушу просить его о том, чего хотел сам и что подготовлял
в течение месяца
в интересах Раисы Павловны. Это
была двойная победа. Он
был уверен именно
в таком обороте
дела и соглашался с требованиями Луши, чтобы этим путем добиться своей цели. Это
была единственная система, при помощи которой он мог вполне управлять капризной и взбалмошной девчонкой, хотевшей испытать на нем силу своего влияния.
На Урал Перекрестов явился почти делегатом от горнопромышленных и биржевых тузов, чтобы «нащупать почву» и
в течение двух недель «изучить русское горное
дело», о котором он
будет реферировать
в разных ученых обществах, печатать трескучие фельетоны и входить с докладными записками
в каждую официальную щель и
в каждую промышленную дыру.
У Сони
была большая кукла, с ярко раскрашенным лицом и роскошными льняными волосами, подарок покойной матери. На эту куклу я возлагал большие надежды и потому, отозвав сестру
в боковую аллейку сада, попросил дать мне ее на время. Я так убедительно просил ее об этом, так живо описал ей бедную больную девочку, у которой никогда не
было своих игрушек, что Соня, которая сначала только прижимала куклу к себе, отдала мне ее и обещала
в течение двух-трех
дней играть другими игрушками, ничего не упоминая о кукле.
Так случилось и после этого самоубийства. Первым начал Осадчий. Как раз подошло несколько
дней праздников подряд, и он
в течение их вел
в собрании отчаянную игру и страшно много
пил. Странно: огромная воля этого большого, сильного и хищного, как зверь, человека увлекла за собой весь полк
в какую-то вертящуюся книзу воронку, и во все время этого стихийного, припадочного кутежа Осадчий с цинизмом, с наглым вызовом, точно ища отпора и возражения, поносил скверными словами имя самоубийцы.
Говор и шум умолкали и
в девичьей, и
в детской, и везде, где
в течение дня было так суетливо и людно; все как будто сосредоточивалось и углублялось
в себя; все ждало грядущего праздника…
Марья Петровна пожелала отдохнуть и опять остановилась, и хотя я убежден
был, что рассказ ее
был заученный, однако не без любопытства следил за се болтовней, которая для меня
была делом совершенно новым. Она, впрочем, не сидела даром и
в течение отдыха, а как-то прискорбно и желчно вздрагивала губами и носом, приготовляясь, вероятно, к дальнейшему рассказу своих похождений.
— Ну, да, и пресса недурна. Что же! пускай бюрократы побеспокоятся. Вообще любопытное время. Немножко, как будто, сумбуром отзывается, но… ничего! Я, по крайней мере, не
разделяю тех опасений, которые высказываются некоторыми из людей одного со мною лагеря. Нигде
в Европе нет такой свободы, как
в Англии, и между тем нигде не существует такого правильного
течения жизни. Стало
быть, и мы можем ждать, что когда-нибудь внезапно смешавшиеся элементы жизни разместятся по своим местам.
Ну-с, хорошо: рассудили так его высокопреосвященство и оставили все это
дело естественному оного
течению, как
было начато, а сами провели время, как им надлежало, и отошли опять
в должный час ко сну.
Так прошел весь этот длинный
день, ни оживленно, ни вяло — ни весело, ни скучно. Держи себя Джемма иначе — Санин… как знать? не совладал бы с искушением немного порисоваться — или просто поддался бы чувству грусти перед возможной,
быть может, вечной разлукой… Но так как ему ни разу не пришлось даже поговорить с Джеммой, то он должен
был удовлетвориться тем, что
в течение четверти часа, перед вечерним кофе, брал минорные аккорды на фортепиано.
В училище весь
день у юнкеров
был сплошь туго загроможден учением и воинскими обязанностями. Свободными для души и для тела оставались лишь два часа
в сутки: от обеда до вечерних занятий,
в течение которых юнкер мог передвигаться, куда хочет, и делать, что хочет во внутренних пределах большого белого дома на Знаменской.
Но сие беззаконное действие распавшейся натуры не могло уничтожить вечного закона божественного единства, а должно
было токмо вызвать противодействие оного, и во мраке духом злобы порожденного хаоса с новою силою воссиял свет божественного Логоса; воспламененный князем века сего великий всемирный пожар залит зиждительными водами Слова, над коими носился дух божий;
в течение шести мировых
дней весь мрачный и безобразный хаос превращен
в светлый и стройный космос; всем тварям положены ненарушимые пределы их бытия и деятельности
в числе, мере и весе,
в силу чего ни одна тварь не может вне своего назначения одною волею своею действовать на другую и вредить ей; дух же беззакония заключен
в свою внутреннюю темницу, где он вечно сгорает
в огне своей собственной воли и вечно вновь возгорается
в ней.
— Ну да, мы; именно мы,"средние"люди. Сообрази, сколько мы испытали тревог
в течение одного
дня! Во-первых, во все лопатки бежали тридцать верст; во-вторых, нас могли съесть волки, мы
в яму могли попасть,
в болоте загрузнуть; в-третьих, не успели мы обсушиться, как опять этот омерзительный вопрос: пачпорты
есть? А вот ужо погоди: свяжут нам руки назад и поведут на веревочке
в Корчеву… И ради чего? что мы сделали?